Лениво колышущаяся синева моря Клыков уходящая за горизонт, поблескивала в лучах восходящего солнца. Небольшой шелест волн прокатывался по гальке побережья и тихо утопал в море, чтобы через мгновение вновь набежать на мокрый, поблескивающий кругляшками берег. Еле пенясь, волны лопаясь пузырями, просачивались между камешками, постепенно отшлифовывая каждую гальку. И в этом заключалась сила воды. Прошли бы века, тысячелетия, а волны все также, продолжали бы набегать на берег, заставляя камни становиться все круглее или исходить на нет. И камни не могли этому сопротивляться. Они даже не понимали, будь у них разум, что происходит с ними. Их долгая жизнь лишь связывалась неразрывной нитью с водой. Неважно какой соленой или пресной. И им не было никакого дела до окружающего их вокруг мира. Их не волновало и то, что буквально в нескольких шагах от воды начинался великолепный сосновый лес, который постоянно шумел под натиском ветра, то и дело возмущаясь, слабым поскрипыванием. Также их не беспокоил и весь остальной, огромный мир, населенный всякого рода существами, обличенными плотью, либо без оной. Прибрежный город начинающийся в двух лигах к западу, не влиял на жизнь многих тысяч, сотен тысяч, мириадов кругляшей усеявших огромное побережье. Но и возмущаться они тоже не умели, молча терпя различное вторжение в свою стихию.
Галька заскрипела под небольшой, легкой лодчонкой, прибившейся подальше от шумного города.
На берег сошел, молодой парнишка лет семнадцати. Его лицо было довольно приятным, но представляло собой единую, непроницаемую, без эмоциональную маску, что было довольно неестественным для такого возраста. Видимо рановато он покинул собственный дом, если конечно таковой имелся и успел навидаться такого, чего многие другие не увидят и за всю жизнь. Хотя такому состоянию могло служить и другая причина. Физическим развитием он мог поспорить с мужчиной крепкого телосложения. Взгляд серых глаз бегло но цепко обежал местность м словно молнией промелькнуло облегчение в напряженных глазах, чтобы мгновенно уступить место какой-то невероятно суровой жесткости. Одет он был в скромно серо-зеленую куртку и брюки того же цвета. Сапоги из кожи какого-то редкого животного, пояс аналогичного покроя и клинок в ножнах этой кожи, цвета темной зелени дополняли облачение юноши.
Повернувшись, он жестом указал остальным, что можно сходить на берег. И наклонившись над лодкой сам помог вытащить нелегкий груз и отнести его к месту где галька рассеиваясь в земле уступала место, ярко зеленой траве, которая в свою очередь начинала отступать под отжившей свое хвоей, довольно толстым слоем устилавшей пространство между огромными соснами, уходящими далеко в чащу, создавая огромный лес.
Остановившись перед стройными деревьями они опустили свою ношу, давившей словно гномий, тысячепудовый молот, не на плечи принесших ее, а на сердце.
В молчании они стали копать. И уже, когда холмик свежевскопанной земли возвышался над погребенным телом и только поднявшийся ветерок зашумел, в соснах, протискиваясь сквозь их ветви, то и дело застревая в них, заставляя чуть покачиваться макушки деревьев, один из прибывших в лодке, обратился к юноше, который до сих пор никак не изменился в лице.
- И что же теперь нам делать. – голос прозвучал как раскат грома в гробовой тишине.
- Для начала, Слейт, мы выполним то, для чего нас нанимали. – юноша произнес это даже не поворачивая головы, устремившись взглядом в могилу. – Что будет потом, разберемся на месте.
Его взгляд пробежался вдоль ряда деревьев и остановился на прибрежной полосе словно выискивая в ней, что-то неуловимо далекое и в тоже время совершенно близкое.
- Возвращаемся на корабль. – бесцветным голосом произнес воин.
Все безропотно подчинились команде и вскоре разбуженный покой берега и леса постепенно вновь входил в свое, неменяющееся русло, постоянно направленное в одном направлении, словно после свирепого паводка, натворившего немалых бед взбунтовавшейся рекой, которая уставшая от постоянного, однотонного течения в какой-нибудь извилистой ложбине, от талого снега вбирает в себя воду, которая сходится в ее русло и тем самым пожирая оную становится ею же и гораздо больших размеров, и не в силах побороть рождающуюся жадность, выходит из берегов, властными движениями расширяя их, брезгливо и пренебрежительно раздвигая их в стороны, не обращая внимания на преграды на пути. И вскоре покорив себе огромные пространства земли, превратив на время ее в свое илистое дно, вода быстро утратив свою силу данную ей из вне, она нехотя, цепляясь за любую шероховатость уходит в свою прежнюю ложбину, чтобы вновь спокойно течь, до следующего паводка…
