Ронн из кустов наблюдал за грандиозным сражением развернувшимся на огромной, зеленой равнине. Правда теперь ее назвать зеленой можно было с большим натягом.
Груды тел в различных доспехах, обильно украшенных кровью, гигантскими пятнами покрывали траву, которая пропитываясь красной жидкостью приобретала ржаво-бурый оттенок, теряя свою свежесть и окрас зелени.
Повсюду, несмотря на непрерываемый дикий шум битвы прорывались стоны умирающих и раненных, ножом по стеклу резавших слух. Однако все перекрывали стальной грохот клинков, топоров, цепов и много другого оружия в изобилии сталкивающегося друг с другом. Редкий свист стрелы был еле различим. Лучникам в сотворенной свалке уже нечего было делать, так как пускать стрелы в кучу перемешанных сторон, грозило неслучайными попаданиями как во врагов, так и в своих же воинов. И приходилось вынимая из ножен короткие мечи вступать в смертоносную зону боя, грозящую смертью от любого попавшегося на поле сражения.
Третий день длилось грандиозно развернувшееся сражение постепенно наращивая злость. Угасал день, уступая нехотя место, наступающим сумеркам, постепенно сгущающимися над равниной.
Ярость битвы достигла того апогея, когда останавливаться не просто нельзя, но и невозможно. В своей обезумевшей ярости она готова уничтожать все вокруг или изжить себя, сойдя на нет.
Обе враждующие стороны бились неистово, прокатываясь по стонущей, залитой кровью земле широкими волнами, то в одну, то в другую сторону. Плюясь друг в друга отдаваемыми командами, страшными проклятьями, выбрасывая навстречу врагу наконечники копий, длинную сталь клинков, падая на головы остроконечными шестоперами и завершая дело тяжелыми молотами, и в конце концов падая телами мертвых либо раненных под сапоги и копыта вертящихся в агонии сражения войск.
Ронн внимательно следивший за происходящей резней, видел как к обеим сторонам, подошло подкрепление и не замедляя темпа, очертя голову, бросились в самый ад сражения, следуя командам полководцев.
Строить какие-либо планы в этой ситуации не было смысла. Сумашествие боевого хаоса не позволяло планомерно распределить и направить свежие подкрепления, дабы решить исход в свою сторону. И командиры обеих армий явно это понимали. Итог битвы могло решить лишь численное превосходство. Военачальники переиграли в стратегию, измотав войска в бесконечных запудренных ходах тактического умения и окончательно запутав друг друга, приняли единственно верное решение – отправить армии лоб в лоб. Каждая сторона воспряла духом, увидев помощь. Однако радостное возбуждение от мыслей того, что победа близка быстро угасло по причине такой же подмоги с другой стороны и по той, что подкрепления со свежими силами, буквально через несколько мгновений вовлеченные в хаос битвы, оказались бессильны что-либо исправить в происходящем, так как по наверное дикому стечению обстоятельств подмога до нельзя восполнила тающие силы обеих сторон до практически равного количества. И ворвавшись в пределы жестокой сечи завязла в свалке беснующихся врагов и лишь оттягивала конец сражения.
Битва продолжалась, в остервенении кромсая людей на части, а сумерки потихоньку стали уступать место ночи, которая властно вступала в свои права не обращая никакого внимания на суетливых людишек, жадно проливающих кровь, как чужую, так и свою. Она бархатистым одеялом покрывала поле сражения и все остальное окружающее его. Но ночь, как надеялся Ронн не разъединила противостоящие стороны, тем самым давая ему возможность пересечь равнину. В предыдущие ночи, также у него ничего не выходило, так как конные разъезды выставленные с обеих сторон, патрулировали весь узкий район равнины от одной стороны леса, до другой. Обойти же это поле сражения ему обошлось бы недешево. Никому не хотелось бы попасть под обстрел арбалетных болтов, либо получить удар тяжелым копьем. Да и потратил бы он уйму времени. Как назло вышло так, что враждующие стороны расположились по обе стороны равнины и любой слоняющийся не на их стороне, мог в мгновение ока стать врагом. Оставалось дождаться момента, когда обескровленные, почти до конца армии, на ночь сделают передышку и им уже будет не до выставления патрулей. Однако надежды не оправдались ни в первую, ни на вторую ночи и лишь третья внушала кое-что. Но отнюдь, в итоге и она не дала никаких результатов.
Над местом сражения взвились вверх, светящиеся шары с обеих сторон, что доказывало о наличии в тылах армий чародеев, но видимо не настолько могучих, чтобы помочь своим войскам, либо достаточно трусливых, для того, чтобы вмешиваться в бой. Ночь с большой неохотой уступала место, все дальше и дальше отступая по мере разгорания, светящихся и висящих словно маленькие солнца – шары. И в этих полу сумерках битва продолжала корчиться в судорогах и освещенная мертвенно-бледным светом казалась еще страшнее, в своих ужасах уничтожения человеческой плоти.
Кошмар сражения становился еле описаем, доселе преспокойно, который можно было передать в нескольких фразах. Сражение постепенно превращалось в погибельное побоище, в котором, только и оставалось, что биться за свою жизнь и не за чью более, свалка остервенело бьющихся людей не слышала команд и стремилась поскорее закончить кровавую резню, но каждая новая попытка обрывалась на корню. Люди словно берсерки одолеваемые жаждой крови и мести гонялись друг за другом не обращая внимания даже на раны, в одном жадном порыве уничтожения всех и вся.
Похоже было на то, что даже животные, кои никаким образом не противостояли себе подобным себе, заразились бешенством неистового поединка. Они стали рвать зубами и давить копытами. Никогда не видевший такого, человек наверное в ужасе отшатнулся бы. Прирученная лошадь, пусть это даже и боевой конь, никогда не укусит человека, тем более не разобьет копытом голову. Словно сотни демонов, разом вселились в бедных животных, нещадно гоня их, собственной волей на убой. И жадно питаясь даже их страданиями, упивались эманациями ужаса и боли всех остальных падающих, в этой уже совершенно бессмысленной битве.
Запах крови, льющейся почти, что реками, ранее заботливо уносимый, легкими ночными ветерками, теперь стал совершенно невыносимым. Он практически резал остротой смерти. Юноша не отвлекаясь, от такого масштабного зрелища, достал из своего заплечного мешка, небольшой кусок солонины и принялся с деловитым видом его жевать, словно и не было никакой битвы, а лишь несколько театральных фигляров выразительно демонстрировали свой спектакль, стараясь не упустить публику, которой уже порядочно надоели их кривляния.
Заснуть юноше сегодня уже не светило, в отличие от предыдущих ночей, после не особо удачливых вылазок. Но наблюдать, лежа за выяснением отношений между этими, пресильно уменьшившимся в числе ордами, он мог спокойно. Дожевав кусок мяса он устроился удобней и продолжал свои неусыпные наблюдения.
Маленькие солнца – шары постепенно начали догорать, хотя до полного их истощения было еще далековато, а битва продолжала изрыгать в ночь страшные звуки смерти, сливающиеся с ночью, вливаясь в нее словно множество ручейков, заполняя запасы многоводной реки. Холодящие предсмертные стоны и хрипы словно пласты откладывались в памяти ночи, равно как и всего ею накрытого. И от такого жуткого зрелища ночь делалась еще темнее навевая дополнительную жуть на и без того страшную картину расписанную кровавой краской. Лес, равнина, земля, трава, камни, ночное небо и много другого впитывали эти звуки молча не жалуясь на страх сопровождающий их. Любое смертное существо, восприняв все происходящее здесь, иным зрением, которым могут видеть только черные Маги, он быстрее всего лишился бы рассудка, увидев лишь ничтожную долю. Его желудок мог вывернуться наизнанку прихватив с собой и остальные внутренности. И в посмертии проклял бы всю свою прожитую жизнь, лишь за один миг увиденного. Но Ронн хоть и не обладал таковым зрением, его довольно сильно передернуло от омерзения, едва лишь он попытался представить себе, что может происходить с душами и тенями погибающих в этой несуразной битве. Юноша даже удивился такому восприятию. Никогда доселе всерьез не задумывавшийся о том, что же на самом деле происходит после смерти человеческого тела, хотя уже с пяти лет жил и прислуживал, в святом приходе Граббиета – самого крупного города, Улада, - северного королевства, занимавшего самые обширные земли, этой части света.
Представившееся ему на мгновение, показалось настолько реальным, что предательский холодок страха пробежался по-всему телу, словно обжигая, корней волос, до кончиков пальцев.
Конечно в приходе ему объясняли, что Боги забирают души хороших людей к себе, куда-то очень далеко. И там дескать, очень хорошо и души благоденствуют практически вечно. А плохой люд, расстается с собственными душами мучительно. И впоследствии их астральные тела идут в так называемый Аннун – место где смерть живет и властвует. Она то и забирает их к себе. А, что уж происходит с душами там, не ведает никто. Да и знать об этом не следует, так как души злых, плохих, не хороших и тому подобных людей примут там такие наказания, и будут корчиться вечно в таких муках, о коих добропорядочным прихожанам и думать не следует.
Однако о подобном, Ронн даже и не мог представить. И представлять подобное больше не хотелось. Создавалось впечатление, что при одной мысли о представленном в голове, его душа сама пыталась покинуть тело, дабы, избежать тех ужасов, которые в миг пролетели в голове, но описать их на бумаге не представлялось возможным. Ибо вряд ли бумага стерпит подобные ужасы.
Легонько встряхнув головой, юноша отринув все мысли, продолжил было наблюдение за сражением, не заметно перешедшее, в небольшие, групповые поединки, как внимание его привлек звук различимый едва – едва, на пороге слуха. Дернувшись словно от удара, он резко повернул голову, в сторону источника звука и вряд ли бы увидел, что-нибудь, если б не угловое зрение, каким могут похвастаться не все.
Стремительный темный росчерк темноты, лишь немногим похожий на силуэт человека, промелькнул шагах в пяти позади него. Отброшенные не так давно мысли, с новой силой нахлынули на юношу, накрыв с головой. Бледность, как если, кто увидел бы его в этот момент, отливала белизной снега, а холодом родившимся внутри, можно было заморозить небольшой пруд. Страх мгновенно сковал все члены, что было не удивительно, для двенадцатилетнего юноши. Не так уж и много он видел в жизни, дабы привыкнуть к ней так, чтобы не шарахаться от любых теней, подобно кролику. Но он и не был из слабонервных. И пусть холодным льдом сковал все суставы, глаза чуть успокоенные каким-то внутренним голосом, наблюдали за движением размытого силуэта тьмы, который казалось не обращал никакого внимания на юношу. Темное пятно резко замедлило свой стремительный бег и остановилось у выхода из леса постепенно принимая очертания. Однако приняв свой вид, похожий на ужасного демона, темнота словно, от светящихся шаров, немного просвечивала. Сквозь тело проступали контуры деревьев. Словно в нерешительности потоптавшись на месте, силуэт вдруг резко развернулся в сторону Ронна. Их разделяло около десятка шагов. Но юноша неосознанно понял, что ни двинуться, ни тем более пуститься наутек он не успеет, существо достигнет его в мгновение ока. Шум сражения, страх и многое другое стали отступать на задний план, оставляя лишь единственную, лихорадочную мысль о спасении, которая никак не хотела рождаться. Существо однако даже не сдвинулось в его сторону. Лишь невидимый взгляд, видимо таких же темных глаз, как и сам носитель оных, уперся в Ронна, пригвоздив его к земле. Не понимая ничего, юноша внезапно осознал, что против его воли, в голове словно под напором бешенной бури, проносятся все его воспоминания и мысли. Теперь ему стало по настоящему страшно. Существо легко проникло в его голову, рассмотрев всю жизнь с рождения, последнего момента, как книгу за неизмеримо короткую долю мгновения.
Страх от того, что его мысли недавно представимые, облачаются в незримую плоть, чуть не вогнал его в состояние шока. И еще бы немного и спасти его не могло ничто и никто, настолько сильным оказался результат собственных представлений всего нескольких прошедших минут. Остановил лишь, как показалось парнишке, короткая усмешка прозвучавшая в голове, и он понял от кого она исходила. Потом вдруг Ронн ощутил тепло, которое идет лишь от настолько доброго существа, которому претит смерть в самом ее корне, и желание подарить добро всем вокруг растет в нем, словно упорно пробивающийся к солнцу росток. Вслед за теплом, пришла волна спокойствия, дарующую только любящий тебя и любимый тобой человек. Ронн не успел изумиться происходящему, как спокойный, уверенный в себе голос, не существа, похожего на умопомрачительного демона, а мужчины умеющего убеждать и повелевать, властно и справедливо, зазвучал в голове Ронна, заставляя слушать и внимать ему.
- Слушай, человече! Не спрашивай ни о чем! Только слушай. Я не причиню тебе вреда и не причинил бы никогда и никому. Не надо сомневаться в моих словах - парнишка вдруг отчетливо понял, что существо говорить правду. Хотя последних сомнений могло быть множество.
Словно поняв это существо удовлетворительно, как показалось кивнуло и продолжило.
- Выполни мою просьбу, Ронн. Я могу не дожить до рассвета… А ты... Тебя они не тронут, Достигни пределов Леса Вечности, что лежит на границе с рекой Бойн. Разыщи там некоего Ллецусса и передай, что Далекие начали просыпаться. Никому не говори о том, что я тебе сказал. Боюсь мы с тобой больше не увидимся - только передай и все. Награда будет щедрой. Ничего не бойся. Ни он, ни я, никогда не причиняли попусту вреда никому. Прощай! Верь мне!..
Голос договаривал последние слова, когда слуха Ронна достигли новые звуки, так же еле уловимые. Юноша еле успел увидеть как блеснули глаза существа и на мгновение ему показалось как в них засветились такие добро и нежность, что будь демон человеком, он с радостью пошел бы за ним и в огонь, и в воду.
И тут резкий, тонкий свист, за ним еще и еще, пронзили воздух. Темный силуэт дернулся как удара бича и юноша успел заметить, как в нем торчат три стрелы ушедших в плоть ли до половины. В голосе прозвучала последняя фраза.
- Уходи. Иначе погибнешь тоже…
Силуэт резко дернулся туда, откуда совсем недавно появился. Стремительность поражала воображение. Вновь несколько свистов стрел. Уже в глубине леса раздался рык существа, потом что-то оглушительно ухнуло и ярко-рыжий шар огня расширяясь во все стороны, стал стремительно приближаться. В ярком свете рыжего пламени, Ронн успел, вставая и собираясь убегать, так как от него его ничто бы не спасло, успел увидеть взлетевшие в воздух от силы магического огня с десяток тел, а также еще множество, до боли знакомых других, хотя почему знакомых, он вряд ли сумел бы сказать, и силуэт его недавнего знакомого в центре огненного шара, воздевшего к верху руки или, что там было вместо них.
Мгновение и огонь поглотил все. Юноша со всех ног помчался к полю сражения, к которому до поры не приближался. И едва он успел выскочить из-за стены деревьев, как тут же влетел какую-то, не замечаемую ранее яму, заполненную , давно застоявшейся водой.
Падая, Ронн понял, что это его только и спасет. Мгновением позже, когда тело его погрузилось в зловонную полу жижу, полу воду, над ним со стремительным ревом пронеслась стена огня, выжигая все на своем пути и прекращая наконец, это совершенно затянувшееся сражение, бессмысленной пляски окровавленных клинков и душераздирающих криков расстающихся с жизнью...
